«Вот за это вас, москвичей, и не любят!» — эту фразу (или вариант ее «вот за это и не любят вас, городских») рано или поздно во время любого похода, охоты или рыбалки произносит любой егерь, если только туристам хватило мозгов пойти в поход не самостоятельно, а с профессиональным егерем.

Уверен, что и сейчас на Сямозере местные мужики Вовка Дорофеев и Андрюха Севериков, которые собирали по островам замерзших детей и возили потом трупы, матерятся сквозь зубы и если не говорят вслух, то думают: «Вот за это вас, москвичей, и не любят». И они имеют в виду нечто большее, чем плохую организацию лагеря, неопытность инструкторов и пренебрежение прогнозом погоды.
Фраза «вот за это вас, москвичей, и не любят» произносится профессиональными егерями и просто таежными жителями по всей России в самых разных случаях. Когда, например, выясняется, что турист из Москвы не различает калибры карабина. Или не умеет привязать лодку надежным морским узлом.
Или спрашивает в лесу, где бы достать газету, чтобы разжечь костер. Или клеит жену инспектора рыбохраны. Егерь даже не поясняет, что если перепутать калибр патронов, то, когда на тебя в тайге выйдет медведь, это будет смерть.

И про лодку егерь не поясняет, что если ее унесет, то ты пропал, в смысле умер, в смысле насовсем. И про костер егерь не поясняет, что надо уметь разжигать его щепкой от смоляного пня, иначе замерзнешь насмерть.
И про жену инспектора Сашки егерь не поясняет, что не надо заигрывать с ней, потому что Сашка, хоть мужичонка и щуплый, но ходил с ножом на медведя, а уж из карабина не промахнется даже с похмелья. Егерь не разъясняет ничего этого, а только цедит сквозь зубы: «Вот за это вас, москвичей, и не любят», потому что всех правил таежной жизни не объяснишь, а на обобщение егерю не хватает времени — собирает по островам попадавших в воду и замерзших московских детей.
Я попробую сформулировать за него. Москвичей по всей России не любят за неуважительность. Неуважительность даже не по отношению к егерю лично, а к природе, к воде, к ветру, к зверям, к рыбам, к людям — к самой жизни.
Москвичи сидят там в своей Москве, и у них тротуарная плитка за сто тысяч миллионов денег. У них, (…), пешеходный город, товарная биржа, курс доллара, Государственная (…) Дума, правительство, «вы держитесь там»… И они думают, будто все это настоящее.
А про землю за пределами МКАД москвичи думают, что это такой зоопарк, где можно заплатить денег и поехать на сафари. И солнышко будет ласково светить, и ветерок будет пускать нежную рябь по глади озера, и пейзане будут угощать парным молоком, и комары объявят мораторий на кровососание, и потешный мишка будет потешно ловить линька лапой из речки или фотогенично слизывать колонии ручейника с речных камней.
А этого ничего не будет. Солнце сожжет, ветер нагонит волны, пейзане обматерят, вытаскивая из воды, комары превратят лицо туриста в пухлый кровавый блин, а медведь просто сожрет за то, что не проявил уважения и не подготовился к встрече. Потому что настоящая жизнь — там у них, на этих реках и озерах. А тротуарная плитка, волатильность рубля и законотворческая деятельность — это химеры из жизни призраков. Этого ничего нету.
Егерь прикручивает спутниковую тарелку к стене своего кордона или даже, побывав в городе, записывает себе на флешку триста часов программы Андрея Малахова, чтобы там в тайге, находившись, натаскавшись, наловив и отбившись, посмотреть на экране старенького ноутбука эту бесконечную сагу из жизни бесплотных московских призраков. Потому что у призраков прикольная жизнь: болтают все время, не уважают никого и не отвечают ни за что.