Он бессменный законодатель стиля на отечественном телевидении. Спроси любого: кто это – изящество и тонкий вкус, элегантная небритость, горящие глаза и пленяющая улыбка, академически грамотная и при этом насыщенная образами речь, «фирменные» проходки в кадре и кивание в такт обильным, неожиданным, детально воспроизводящим эпоху фактам? «Конечно, Парфенов!» — немедленно раздастся в ответ.

«Икона» Леонида Парфенова настолько притягательна, что десятки тележурналистов по всей стране который год неосознанно «мотают головой» ему в подражание. Леонид Геннадьевич сокрушается, что вопрос о «двойниках» надоел ему до чертиков, больше всех остальных. Об этом мы Парфенова накануне его творческой встречи с екатеринбуржцами 5 октября спрашивать не стали, сосредоточились на истории.
- Леонид Геннадьевич, вы, пожалуй, главный летописец в наших масс-медиа, ваше творчество объяло более чем три века российской истории. Как вы считаете – что на сегодняшний день является главным результатом, смыслом этих трех веков? Отрицательный он или все-таки положительный?
— Думаю, это не в таких терминах объясняется. Знаете, меня иногда спрашивают про проект «Намедни. Наша эра», телевизионный,а еще чаще книжный — он просоветский или антисоветский? У части аудитории он ностальгию вызывает — плащи болонья, Гагарин, хула-хуп, «Бриллиантовая рука», родители тогда молодыми были.
А другие обращают внимание на советские танки в Чехословакии, на диссидентов, дефицит мяса и колбасы, звезды Брежнева и прочее. Но антисоветской оказалась история — она вынесла СССР свой приговор. И в этом смысле мы как страна и нация ХХ век проиграли — ну, где в результате его оказались мы, победители в войне, и где — побежденные Германия и Япония?
Сколько поколений сошло в могилы, так и не застав достойной жизни, по нескольку пятилеток стоя в очередях на квартирку в панельном доме? Нам еще предстоит такая работа над ошибками вместо нынешнего великодержавного фанфаронства.
- В одном интервью вы сказали, что национальная идея в том, что государство для человека, а не человек для государства. Но есть расхожая точка зрения, что именно приоритет государственного перед индивидуальным, при всех издержках и изъянах, спасает нашу необычную, необъятную страну от расползания и гибели. И, мол, что мы без государства – так, бессильная масса. Что вы на это скажете?
— По-моему, это заблуждение, пусть, может, и распространенное. В истории власть не раз заводила страну в кризисы и только самоотверженностью людей спасалась Россия. От 1613-го до 1941-го — самые очевидные случаи. Вот сейчас у нас большое государство: огромный госбюджет, гигантский госсектор, колоссальные обязательства в социалке. Но это от того, что есть средства на перераспределение.
А как грохнется цена на баррель, как это уже было в 1986-м — и где это могучее государство? Власть — она сама ни копейки не зарабатывает ведь, а только тратит — перераспределяет средства от работающих много к работающим мало, пускает деньги — чаще на дутый престиж и ворует, конечно.
«Нам предстоит такая работа над ошибками вместо нынешнего великодержавного фанфаронства!»
- Вы создали крупные документальные фильмы о правлении Хрущева, Брежнева, Горбачева. Почему нет такого же большого фильма о нашем земляке Ельцине? Как вы оцениваете эту личность?
— Ну, не по «темплану» ведь фильмы снимаешь: раз Хрущев, Брежнев и Горбачев, то потом и Ельцин… В Борисе Николаевиче было, несомненно, очень русское чувство воли. Что свобода — лучше несвободы, он понимал, как, может, ни один русский правитель до него. Ничего страшного, что это стремление к другой жизни имело форму соперничества с предшественником во власти.
Страшно, как много было потом в Ельцине напрасного барского куража, надменности по отношению к «подданным». И операция «Преемник», конечно, для политической жизни была фатальна уже самой откровенной предрешенностью выборов. 1996-й год (год вторых президентских выборов Ельцина – ред.) основал «управляемую демократию», 1999-й (когда Путин был назначен премьер-министром и преемником президента – ред.)ее забетонировал.
Но это и общая наша вина — а что ж мы все это допускали? Скажем, чехи или поляки на такое решение их судьбы без их ведома наверняка бы не согласились. Чтобы им Гавел или Валенса сказали бы, что заранее знают — кто будет после них и народы б ответили: ну и ладно?
- А почему Ельцин выбрал преемником именно Путина?
— У меня нет другой версии, кроме того, что Ельцин и его окружение решили: Путин гарантирует нам сохранение статус-кво. Как тогда говорили: он верный и сильный. В отличие от предыдущего фаворита-премьера Степашина, который хоть и верный, но казался слабоватым. Все, что мы знаем об этом судьбоносном решении августа 1999-го,— в пользу этой логики говорит.
- Вы часто подчеркиваете, что мы сейчас переживаем ренессанс советской античности. И в то же время утверждаете, что мы «родом из Гайдара» и 90-е продолжаются. Но ведь это два очень не похожих друг на друга, во многом противоположных друг другу периода. Что вы имеете в виду?
— Вот мы и живем в двух разных Россиях. По определению Юрия Сапрыкина: Россия с айфоном и Россия с шансоном. Одни видят идеал в прошлом, другие — в будущем. Одни надеются на государство, другие — на себя. Одни полагают — всякая власть от Бога, другие — от выборов при политической конкуренции.
Одни хотят жить в открытом мире, другие считают, что Россия — крепость, осажденная врагами. Но все же это лучше официального единомыслия. Это уже мое определение: по счастью, нет у нас никакой единой России, кроме той, что неспроста пишется в кавычках.

«В перезагрузку, в Путина 2.0 не верю»
- На одном «круглом столе», обсуждавшем вашу книгу из серии «Намедни» про 2000-е, прозвучала такая мысль: после «Курска», «Норд-Оста» и Беслана, после расправы над ЮКОСом стало ясно, что путинский режим защищает не граждан, а свои интересы. Что Путин больше не является «президентом всех россиян», «президентом надежды».
А сегодня вы видите эволюцию в Путине. Я имею в виду некие обнадеживающие пассы в сторону Совета по правам человека, куда вы входите; допуск до выборов Навального и победу Ройзмана; поддержку Путиным Ильи Фарбера и т. д. Или все это – «отвлекающие маневры», «маскировка», «косметика»?
— Нет, я в перезагрузку, в Путина 2.0 не верю. Кстати, тогда уж должен быть 3.0 — думаю, никто не станет утверждать, что при Медведеве Путин куда-то уходил? А лавирование, некая конкуренция при несменяемости и прочее — да, маневры, по-моему. Выборы губернаторов вернем, но установим депутатский фильтр, чтобы еще до выборов отвести неугодных нам. Госканалы не нравятся, официоз передают? Вот вам невидимое общественное телевидение. Система по прежнему обеспечивает сохранение себя — это ее главная страсть,  слепому же видно.
- Пересмотрев ваши фильмы о Николае I и Леониде Брежневе, я обнаружил в их эпохах, при стилистическом, казалось бы, различии, много общего. Жесткая вертикаль власти, махровый бюрократизм, взяточничество и воровство, кадровая деградация, контроль за «настроением умов», использование психиатрии в борьбе с инакомыслием (Чаадаев, советские диссиденты), Россия – жандарм Европы (подавление польского восстания, Прага-68), противостояние с Западом, переходящее в войну (Крымская кампания, Афганистан), технологическое и экономическое отставание от него.
И до меня дошло: просто Леониду Ильичу, в отличие от Николая Павловича, повезло – он не дожил до катастрофы и тем спас свою историческую репутацию. Но вопрос не про них. Как вы думаете – Путин, чье правление отмечено почти всеми теми же чертами, может закончить такой же катастрофой своего режима?
— Не хотелось бы никаких катастрофических сценариев, хватит. Но сама эта система — обреченная, поскольку не способна к саморазвитию. Она даже второго срока Медведева бы не вынесла — ну, куда она годится? Во всей Европе только в Белоруссии режим еще архаичнее. У нас ведь только одно правило: Путину нет альтернативы.
И еще 6 лет, и еще. А потом? Рухнем? Он к концу этого мандата будет у власти 18 лет — как Брежнев, который в те вялые времена казался просто вечным. Потомки будут судить наше время куда строже, чем самые суровые сегодняшние оппоненты Кремля. Посмотрят видео с амфорой и стерхами и спросят: как вам было не стыдно?
- В интервью Ксении Собчак вы отметили, что нынешняя власть не допускает иронии в отношении себя, она не самоиронична (поэтому-то вас вместе с «Намедни» и «попросили» с НТВ). А Алексей Навальный, например, способен на самоиронию?
— Не знаю. Не в личных качествах Путина или Навального дело. А в системе, при которой политический лидер получает или не получает неограниченную власть. И в одном случае его личные качества становятся методами его правления, а в другом — нет. При политической конкуренции некритичный к себе политик проиграет. А без конкуренции он уже через год-два — уверовавший в свою исключительность полубог. Уж какая тут самоирония.

«Нет у нас никакой единой России, кроме той, что неспроста пишется в кавычках»
- Один из самых известных ваших телепроектов – «Хребет России», об Урале. Как вы формулируете самую яркую, характерную черту уральцев?
— Не будь большого писателя Алексея Иванова, мы бы «Хребет России» не снимали. Сколько мы с ним вокруг да около Чусовой объехали — незабываемый опыт! Для приезжего, конечно, старые заводы с деревеньками при них интереснее всего: смотришь на них как на неразгаданный завет.
Мы облекали в телеформат открытые Ивановым смыслы. Я согласен с теорией так называемой «уральской матрицы»: есть некий общий код, проявляющийся в самые разные времена. И крутой замес крестьянства из центральной России с финно-уграми на севере, татарами и башкирами к востоку и здешний культ Мастера, заводского человека, с железом работающего — такого нигде больше в России нет.
- Леонид Геннадьевич, пятого октября у вас – творческая встреча с екатеринбуржцами во Дворце молодежи. О чем вы будете рассказывать своим зрителям?
— О чем они захотят поговорить — я ж не лекцию читать буду. Представлю книжный проект «Намедни» — шестой его том я на Урал еще не привозил. Покажу эпизоды последних фильмов, расскажу о том, что делаю сейчас. Автограф-сессия запланирована. Я больше всего на диалог рассчитываю — это и мне интереснее и, я надеюсь, публике. До встречи!