Тревожность, ожидание бед, — похоже, это
и правда наша черта.
Один психолог рассказывал мне, что даже вполне, что называется, успешные клиенты живут
с настроением «а если бы я вез патроны».
То есть вроде бы прямо сейчас все даже
и неплохо, но вдруг? И это «вдруг» скорее всего будет неожиданным
и катастрофическим, и мало что
с ним можно будет сделать.
Руки опускаются при мысли
о нужное подчеркнуть.
Эти опущенные руки, кажется,
и есть основа нашей несчастливости.
Ныне здравствующий американский психолог Мартин Селигман открыл
когда-то состояние выученной беспомощности. Сначала опыты ставили
на собаках, потом
на людях. Результаты оказались одинаковыми что
у тех, что
у других. Смысл опытов, если вкратце, был такой. Участникам сообщали, что противный звук можно выключить, надо только найти кнопку.
В одной комнате кнопка действительно была,
во второй нет.
Люди из первой комнаты убеждались, что
их действия приводят
к результату, из второй — что, куда
ни сунься, сирена все
равно воет.Затем эксперимент повторяли, перемешав участников. «Вторые», то есть те, кто получил опыт беспомощности, сидели, сложив ручки,
и слушали сирену. «Первые» бодро искали кнопку.
Селигман обнаружил, что «вторые» скоро впадают
в депрессию, каковая, по его мнению, далеко
не всегда является болезнью,
а зачастую становится реакцией
на состояние беспомощности. Побывав
в этом состоянии несколько раз, человек убеждается, что мир глух
к его нуждам,
и поворачивается к миру спиной. Собака ложится
на пол и скулит, даже если дверь открыта,
а кнопка у нее перед носом.Депрессии такого рода и
у людей, и
у собак излечиваются «первой» комнатой.
То есть если пострадавшему позволить убедиться, что ситуация
у него под контролем,
он приходит в себя: собака, отключив противный звук, выходит
из угла и лает на экспериментатора, человек бежит по своим делам.
Но это происходит, подчеркнем, только
в том случае, если
мы видим: да,
мы что-то можем менять.
Вот она, кнопка, жмем — срабатывает.
А если
мы остаемся во второй комнате, без кнопки, то окончательно впадаем
в состояние выученной беспомощности, плавно перетекающее
в депрессию. Состояние это само себя подпитывает: понятно, что если ничего
не делать, то ничего и
не изменится.Из закономерности, согласно которой долгое пребывание
во второй комнате делает
из нас несчастных зануд, выпадает некоторый процент подопытных. Сколько
ни мучь их безнадежной второй комнатой, они все равно
не сдаются. Каждый раз они пытаются найти кнопку, если она есть — находят, если
ее нет —
не находят, а
в следующей серии начинают все по новой.
В общем, они никогда
не опускают руки и
не впадают в депрессию.Обнаружив этот факт, наука принялась его изучать. Оказалось, что эти упрямцы — неисправимые оптимисты.
Они живут с ощущением того, что они молодцы, неудачи временны
и преходящи, а
за ними следуют радости. Жизнь подкрепляет
их оптимизм: бултыхаясь, они таки взбивают
свое масло.А
кто же тогда идет
ко дну? Пессимисты. Те, кто
в неудачах винит себя, верит, что неприятности вечны, а
от мира ждут щелчка по носу.
То есть у них не «сегодня дождик», а
«у нас ужасный климат, такие болваны, как я, всегда забывают зонт, завтра потоп». Оптимист
что-нибудь придумает
и без зонта,
в крайнем случае похвалит себя
за умение проскальзывать между струями,
и будет уверен, что тучи
когда-нибудь разойдутся. Оптимисты дольше живут, меньше болеют, они удачливее
в делах. У пессимистов все наоборот.
В России живут мало, удовлетворенность жизнью
у нас низкая, и, как мне однажды сказал ныне покойный Юрий Левада, наша позиция — «догорай, моя лучина, догорю
с тобой и я».
Все сходится: и наша депрессивность,
и наша беспомощность, и та готовность,
с которой мы принимаем все изменения
к худшему. И некоторое подобие активности, которое дает нам иллюзию, что
мы контролируем ситуацию.
Там лайкнул, здесь перепостил, тут порвал бюллетень. Вроде как нашел кнопку
и даже нажал,
и ладно, что сирена воет
по-прежнему. Тоже, между прочим, способ справиться
с мрачными мыслями, тем более что патронов никто
не отменял.Анастасия Нарышкина.
«Московскиe новости». 9 сентября 2011