Мотивы для внедрения новых избирательных технологий тоже вполне понятны: чем дальше, тем хуже результаты у «Единой России».
Даже организаторы фронта
не скрывают, что новая коалиция —
не более чем прикладной инструмент
на парламентских выборах
в декабре, и ссылаются на опыт Западной Европы, где
на выборах часто формируются коалиции. Звучит очевидная мысль, что новый фронт может выдвинуть
в президенты кого угодно —
и Путина, и Медведева. Следовательно, выводы
делать рано.Аналогии
с европейским политическим мейнстримом, конечно, звучат лукаво.
Все-таки в мировой политике фронт — это
не просто коалиция, тут торжествует идея единения перед общим вызовом. Исторически под маркой «народного фронта» выступали левые антифашистские союзы в 1930-х годах. Учрежденный в 1980-х годах «Национальный фронт освобождения Ливии» сегодня воюет
с Муаммаром Каддафи. Национальные фронты есть
в Британии, Франции, Швеции — это уже радикальные националистические структуры.
И так далее.Но это слова, риторика.
С практической точки зрения разницы между фронтом
и привычным партийным списком действительно нет вообще.
Так ли существенно, войдут или нет
в итоге в этот список несколько беспартийных, зато преданных общему делу деятелей?
О каком бы списке
ни шла речь, это будут назначенные сверху функционеры.
Кого среди советских людей вводила
в заблуждение формулировка про нерушимый блок коммунистов
и беспартийных? Кому тогда могла прийти
в голову мысль, что партия таким образом действительно делится своим монопольным положением
с трудящимися?Впрочем, это
не значит, что
не произошло вообще ничего. Да, общественная жизнь
в России прямо
не связана ни
с декларациями, которые звучат
с высоких трибун, ни
с политтехнологиями. Вроде все осталось
и дальше будет
по-прежнему. Но у стартовавшей предвыборной кампании
все же есть свой контур,
и чем дальше, тем
он становится более четким
и выпуклым: статус-кво и модернизация противопоставлены друг другу
на этих выборах как некие условные перспективы.
Речь тут идет не
о сформулированных политических программах,
но скорее об общих рассуждениях, ни
к чему не обязывающих мечтах
об абстрактном будущем.
И
в этой дискуссии создание «Народного фронта»,
не объединенного ни понятными целями,
ни даже представлением
об общем противнике, — это значительный аргумент.
Его антимодернизационная логика, даже если
ее задумывали иначе, состоит
в том, что политика
в России как была, так
и должна остаться максимально однопартийной, то есть формироваться не
в результате выборов,
а где-то наверху несменяемой высшей волей.
Не случайно формула фронта как будто буквально копирует приемы советской идеологической пропаганды, разве что
с более заметным акцентом
на роли лидера.
В СССР была только одна партия.
Но
в России и жизнь течет
и меняется гораздо быстрее, да
и партий больше. Точнее,
не партий, а похожих на них проектов. Старинные партии — КПРФ
и ЛДПР—– тут как раз не
в счет: вместе с «Единой Россией» они как раз
и составляют плотный фундамент безальтернативной политики. Примерно
так же, как
в ГДР несколько управляемых партий создавали иллюзию конкуренции.
Зато
в контексте формирования «Народного фронта» любопытна судьба двух других проектов — «Справедливой России» Сергея Миронова и «Правого дела», которое теперь должен возглавить Михаил Прохоров.
До последнего дня будущее Миронова висело
на волоске, и было неясно, отзовет его питерское заксобрание
из Совета Федерации или нет.
Но было ясно, что если отзовет, это будет сильнейший удар по его партии, все успешнее собирающей голоса тех, кто стал уставать от «Единой России».
На практике,
опять-таки, мало что изменится. Но, так или иначе, сворачивание партии «второй ноги», как называли «Справедливую Россию», когда она создавалась, тоже
стало бы важным символическим жестом.
Все-таки она задумывалась как часть альтернативной политической системы, способной утвердиться
в России в будущем —
в той самой абстрактной перспективе, которая
и составляет предмет нынешних выборов.
Ну и кому, как
не партии, которую ведет вперед крупный бизнес, выступать
за модернизацию?Итоги парламентской кампании
2007 года, собиравшей общественность под флагами «плана Путина», были очевидны вплоть
до одного-двух процентов
на самом старте.
На этот раз
вряд ли кто сегодня возьмется предсказать их.
И создание «Общероссийского народного фронта» — это еще
не объявление результата,
а первый серьезный довод
в предвыборном диалоге. Кажется,
не последний.
Михаил Фишман
Московские Новости, 17 мая 2011