Уж месяц близится к исходу, а ясности все нет. Президент внес на политическую сцену конституционное ружье и повесил его в дальнем углу. Сцена есть, ружье есть, а смысла нет. Все, что сегодня происходит вокруг конституционной реформы, с легкостью могло бы происходить и без нее. Но если ружье висит, то по законам драматургии оно должно к концу спектакля все-таки выстрелить.

Конституционный парадокс Путина
Наиболее существенные изменения в Конституцию носят сугубо идеологический, так сказать метафизический характер. Они реально важны, но к практической политике сегодняшнего дня особого отношения не имеют. Такие поправки даже удобней было внести сразу после присоединения Крыма на волне патриотической эйфории.
Их можно было бы сделать позже — на политический процесс они особенно не влияют, так как из-за отсутствия в России правосудия либеральные принципы действующей Конституции и без всяких поправок давно стали анахронизмом.
Приблизительно то же можно сказать и о большинстве «структурных» поправок, которые только на первый взгляд кажутся существенными. Ограничение прав местного самоуправления, расширение полномочий президента в отношении силового блока, — все это лишь кажется революционным изменением.
На практике никаких прав у местного самоуправления давно нет, а силовым блоком президент и так управляет единолично. Поправки приводят юридическое положение к фактическому, но не более того.
Единственное, что цепляет глаз, это разнонаправленность векторов движения президентской конституционной мысли. Здесь есть два фундаментальных противоречия, странным образом накладывающихся друг на друга и при таком наложении создающих кумулятивную парадоксальность.
В сугубо конституционной плоскости, с одной стороны, Путин резко укрепляет президентскую власть, что в рамках простой политической логики должно свидетельствовать о его намерении сохранить этот пост для себя вопреки конституционным ограничениям, но, с другой стороны, он устраняет конституционную двусмысленность насчет количества дозволенных президентских сроков, что делает возможность продления его второго «двухсрочника» затруднительным.
Одновременно в политической плоскости Путин своими заявлениями создает видимость отсутствия у него каких-либо намерений бороться за продление своих президентских полномочий, а своими политическими действиями не оставляет сомнений в том, что так или иначе именно он будет и дальше руководить Россией.
Этот двойной конституционно-политический парадокс, когда Путин начинает напоминать политического «кота Шредингера» (не путать с «котом Шредером»), когда он одновременно как бы присутствует и как бы отсутствует на карте политического будущего России, является главным политическим ребусом, который необходимо разрешить.
Путин действует иррационально: он как бы искусственно усложняет себе жизнь, напоминая сумасшедшего шахматиста, который во что бы то ни стало вознамерился сам себе поставить мат. Но мы знаем, что Путин до сих пор вел себя крайне рационально. Даже тогда, когда всем казалось, что он совершенно иррационален («ушел в астрал»), впоследствии выяснялось, что это не так.
Практика — критерий истины. Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что Путин и сегодня весьма рационален, и должна существовать какая-то скрытая до поры до времени деталь, знание которой превратит иррациональное в рациональное.