Вся Европа сейчас отмечает тридцатилетие падения Берлинской стены. Это вполне конкретное событие на самом деле символизирует тот тектонический сдвиг, который тогда произошел: распался так называемый социалистический лагерь, наконец ушла в прошлое по факту давно мертвая риторика коммунизма. В течение одного лишь 1989 года все перевернулось не только в Восточной Германии, но и в Польше, Чехословакии, Румынии, Венгрии.

А что же 1989-й для Советского Союза, который просуществует еще два года? Это 1-й Съезд народных депутатов, за ходом которого вся страна наблюдала в прямом эфире как за увлекательным сериалом.
Перестройка достигла своего пика, и уже скоро, в начале следующего года, была отменена 6-я статья Конституции СССР, которая устанавливала: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза».
О чем мечтали политические элиты, пришедшие к власти в Восточной Европе? Реализовать в своих странах модель либеральной демократии. Советская перестроечная интеллигенция, получившая благодаря гласности свободу слова, в большинстве своем ставила в качестве своей цели «социализм с человеческим лицом».
Но ценности уважения прав человека, создания рыночной экономики, обеспечения политической конкуренции и свободы СМИ явно вели в сторону все той же модели либеральной демократии, что стало официальной позицией новой России конца 1991 года.
Апофеозом этой идеологической революции стало появление в 1992 году уже классической книги Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек», в которой провозглашалось, что либеральная демократия безальтернативна.
Что же мы видим сейчас, спустя 30 лет?
Казалось бы, мечты реформаторов конца 80-х — начала 90-х так и не состоялись. Взять ту же Восточную Европу. В бывшей ГДР люди массово голосуют за Левую партию (прямая наследница коммунистов) и праворадикальную «Альтернативу для Германии».
В Польше и Венгрии во власти устойчиво устроились националисты-консерваторы, отрицающие многие из общеевропейских ценностей. В Западной Европе приобрели значительный парламентский вес разного рода популисты, в Италии они даже формировали правительство.
Россия — отдельный случай. Если бывшие страны социалистического лагеря, получив свободу выбора, тут же, без всяких сомнений, взяли курс на Евросоюз и НАТО (куда многие уже и вступили), то мы с начала 2000-х медленно, но неуклонно от Европы отдаляемся. Правда, неизвестно куда.
Фукуяма еще в 1992 году объявил, что либеральной демократии альтернативы нет. Но потом даже он засомневался в этом своем утверждении. И в самом деле: мы имеем перечисленные выше отклонения от нее в Европе, России, Китае и ряде других мест. Это и есть альтернатива?
Она, если кратко, выглядит так: несменяемая (или пытающаяся быть ею) власть контролирует (или стремится к этому) судебную систему, ведущие СМИ, делает упор на укрепление «традиционных» для данной местности ценностях, которые попахивают примитивным национализмом и ксенофобией.
В некоторых случаях эта модель дополняется государственным контролем над экономикой, точечными (а иногда и массовыми) репрессиями против политической оппозиции. В целом можно констатировать, что этот тип общественного устройства устанавливает примат государства над человеком, вплоть до регулирования его личной жизни.
В высокотехнологическом XXI веке это делается, например, через почти принудительную промывку мозгов пропагандой, силовое отключение Интернета, несанкционированное прослушивание, а если нужно, то и глушение мобильной связи, использование программы распознавания лиц без веских на то оснований.
Либеральный порядок построен на противоположном принципе — примате человека над государством, которое, как институт, конечно, нужно, но не иначе как «слуга народа». Тогда появляется возможность обеспечить гармоничное совмещение индивидуальной свободы и законопорядка. Это, естественно, идеал, который в реальной жизни полностью не реализуем, но к нему можно стремиться через практические шаги.
Получается, что у нас снова, 30 лет спустя после конца коммунизма, возобновилось соревнование двух систем? Либеральной демократии (со всеми ее недостатками и проблемами) теперь противостоит… Что? Как называется этот соперник?
Нелиберальная демократия? Но разве можно признать демократией подтасованные выборы? Государственный капитализм? Но предприниматели в такого рода системах находятся под плотным контролем властей, свободная и справедливая конкуренция в самых важных сферах экономики отсутствует.
Надо понимать, что в описываемой модели государство просто-напросто приватизировано небольшой группой людей, которые занимают в нем формальные должности президентов, премьер-министров, начальников департаментов, губернаторов и мэров.
Оно становится самой успешной с точки зрения прибыльности корпорацией не за счет эффективного менеджмента, а из-за того, что обладает правом на насилие, которое использует для того, чтобы поглотить или уничтожить независимых от него «хозяйствующих субъектов».
По мне, так это возвращение к феодализму. Недаром наш председатель Конституционного суда Валерий Зорькин публично объявил: «При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации». Поэтому предлагаю именовать соперника либеральной демократии «феодализм 2.0».
Так куда же стремиться России в ее выборе пути?