Я
с мамой стою
в Питере у Елисеевского магазина,
на углу Невского
и улицы Пролеткульта, как тогда называлась малая Садовая. Тротуары запружены народом,
но так, не очень густо.Люди стоят тихо, неподвижно.
На Невском –
ни трамваев, ни машин. Ни оркестров, ни фанфар, ни приветственных криков.
В полной тишине по центру проспекта идут вольным строем войска.
Лица – как высеченные
из камня, суровые, молча смотрящие вперед. Гимнастерки
и форма – стиранные-перестиранные, выцветшие, цвета зеленовато-серой пыли. Ляжет человек
в такой одежде
в придорожную землю –
и сольется с ней.Так они
и шли, а мы
на них смотрели.
А потом они все прошли, а
мы постояли немного,
и пошли в Елисеевский, где продавали настоящий виноградный сок
из большого стеклянного конуса
с краником.Нацедили мне целый стакан.
Я пил, а самому было виноградинки жалко – ведь
их раздавили, чтобы этот сок получить.
Матери моей было чуть
за тридцать. Высокая красивая блондинка
со здоровым румянцем.
И рядом я – тоненький, зелененький, переживший
в эвакуации голод
и дистрофию. Мать со мной даже ходить стеснялась:
«что же вы, мамаша, сынка своего
не кормите? – часто говорили ей – ведь краше
в гроб кладут!»
Мама изо всех сил изощрялась, но я не ел. Помню, как она терла мне
гоголь-моголь, как делала розы
из масла, утыкая
их изюмом.Отец мой дожил до
87 лет и умер в
1991 году, но
в первый раз
он умер в блокадном Ленинграде. Служил
в штабе фронта, заболел воспалением легких, тифом
и еще целым букетом болезней, лежал без сознания.
Его посчитали мертвым
и отослали в морг.Но тут
на счастье приехал
с фронта его друг, флотский офицер. «Где Борис? – Он умер. – Как умер? Покажите тело!» Провели его
в мертвецкую, и там друг уловил
у отца признаки жизни. Устроил врачам страшный скандал, добился лечения
и через 8 месяцев отец вернулся
в строй.Там,
в штабе и нашла его мать, приехавшая
в только что освобожденный Ленинград по набору
на лесозаготовки.На лесозаготовки?
С ручной пилой
и топором? Отец схватился за голову. «Люся, зачем
ты это сделала? – Я хотела тебя видеть, — отвечала мать.
А иначе в Ленинград было просто
не проехать…»Больших усилий тогда стоило отцу, чтобы отбить ее
от лесоповала, но это отдельная история.
Нет уже больше
в живых и матери, а
я вам эти истории рассказываю, чтобы они
не пропали, а остались у кого-то в памяти.Потому что эта память
у нас – общая.