Есть число Пи. Которое всегда одно и то же. Его, правда, нельзя вычислить окончательно, потому что всякий раз возникают какие-то миллионные и миллиардные доли. Но 3,14 – непоколебимы. А в нашей социологии есть свое число Пи – это 86%. Вот и нынче социологи говорят, что 86% россиян не хотят участвовать в протестах. Эти волшебные 86% — как ответ на все вопросы. Как диагноз. Как главная наша скрепа. Эти 86% — о том, что нашим людям, в общем и в частности на всё плевать.

Вот сейчас блокируют Телеграм. Даже среди тех, у кого телеграм есть – многие просто перейдут в другие мессенджеры – какая разница, где гифки вешать? А у кого телеграмма нет – им и вовсе непонятно, чего мы так из-за него переживаем. Свалки воняют – тогда близлежащий народ протестует. Не воняют – сидят люди дома и смотрят сказки про Сирию.
Тут некоторые воздевают руки к небу, глядя, как полиция прессует недовольных в Волоколамске. Мол, как же так, у полицейских же тоже есть дети, почему же они бьют людей! У полицейских есть дети, но их дети далеко и у их детей все в порядке.
И у полицейский всех в порядке. Они приехали, сделали свою работу, надавали по мозгам и уехали. И даже если они понимают, что те, кого они бьют – правы, полицейскому проще прикрыться приказом и погонами, чем разбудить совесть.
Социологи утверждают, что протестовать с политическими требованиями будет максимум один из восьми. Так у нас и нет никаких политических требований. На выборах голосуем, за кого прикажут или как попало, на местные выборы, где еще реально можно на что-то повлиять, вообще никто не приходит. Подорожала жратва, лекарства и коммуналка – ничего, потерпим. Любые трудности объясним двумя способами: виноваты лихие 90-е или Америка.
Нам бы Донбасс спасти, нам бы Сирию защитить! Вот это действительно важное дело. А протесты нам не присущи. Даже когда дети в Кемерово сгорели, нам разъяснили, что на площадь люди пришли не потому, что потеряли родных, а потому что украинский пранкер взбаламутил и навальновские смутьяны.
А так родители, потерявшие детей, люди, у некоторых из которых целые семьи сгорели – сидели бы по квартирам в индивидуальной скорби. Не нами придуманы эти слова – они родились много поколений назад: моя хата с краю. Почему-то считается, что хата с краю не горит.