Это сообщение отправлено 11.03.09 в 06:55  с сайта http://sev-ural.info. Автор сообщения:
Natalia

Есть такой небольшой городок на севере Свердловской области (на Урале) и называется он — Североуральск. В годы войны, когда немцы оккупировали Тихвин (месторождение боксита, из которого выплавляют алюминий), промплощадка у посёлка Петропавловского осталась единственным местом, где были другие залежи «крылатой руды» и месторождение называлось «Красная Шапочка» — вот на этом самом месте и был образован город Североуральск.
Жили там не совсем обычные люди — квалифицированные специалисты из Тихвина были эвакуированы на Урал, тем самым население имело прослойку из интеллигенции, и это не могло не сказаться на последующих поколениях: североуральцы — особые люди, надежные и самобытные. Было и много спецпереселенцев — высланных советской властью «кулаков» и жителей Прибалтики в эти малообжитые места. Они тоже вносили свою лепту в строительство Североуральских бокситовых рудников, как и прибывшие на строительство рудника добровольцы и завербованные со всех концов Союза.
Чем ближе к северу, чем дальше от Москвы — тем чище народ. К сожалению, сегодня город переживает не лучшие времена, а пессимисты говорят, что вымирает, поскольку детей рождается меньше, чем жителей, уходящих в мир иной. Кризис в полную силу пока не коснулся градообразующего предприятия — СУБРа, увольнений с предприятия пока нет, руду добывают, проходчики вполсилы, но работают, так что до бегства с родных мест дело пока не дошло. Зато пенсионерам здесь — раздолье. Бежать им некуда. Тишина и покой, чистый воздух, леса полны грибов и ягод, а приусадебные участки помогают им прожить на нищенскую пенсию…

И все чаще я обращаюсь мыслями в свой родной Североуральск, и сердце щемит от тоски по молодости, по тому времени, когда казалось — ты все можешь и все преодолеешь. Это безудержный оптимизм и, я бы сказала, оголтелый патриотизм. В школе задали сочинение на тему — «Зачем ты живешь на земле?» Кто-то написал — родители родили — вот и живу. Я — «приносить пользу обществу». А Танька, моя подруга, развела на полном серьезе тему построения коммунизма в нашей стране. И мы мечтали — как именно мы будем двигать науку, искусство и что-то там еще по пути, проложенном нашим «самым человечным из людей» — товарищем Владимиром Ильичом.
В наши дни это звучит анекдотично, и молодежь нынче не парится по поводу смысла жизни. Находится немало тех, кто клянет СССР и социализм, презрительно называя то время «совком» и исходят желчью, мол, свободы не было. Я не собираюсь противопоставлять то и нынешнее время, а просто хочу вернуться в мой город и отдать дань любви тем людям, которые сформировали меня как личность, как гражданина, как патриота своей страны. Возможно, кто-то заподозрит меня в излишней пафосности и ложном патриотизме — это их дело…
Итак, школа номер 7. Мы — 7 девчонок-активисток — комсомолки, красавицы, спортсменки. Конкурс «Алло, мы ищем таланты» — «В школьное окно смотрят облака, бесконечным кажется уро-ок… Не повторяется такое никогда» — (http://www.youtube.com/watch?v=Q7PhISajurQ). Я что-то пиликаю на ионике, Ольга Барон наяривает на гитаре — мы выигрываем. Школьный музей Ленина, куда мы шли после уроков, читали Стефана Цвейга «Письмо незнакомки» и рыдали как белуги — уж больно жалко было женщину, без взаимной любви прожившую и похоронившую ребеночка от любимого. А Людка К. недавно написала мне из Германии, что она помнит, как я притащила в школу кусок ананаса (мама привезла из командировки), и мы — поделив его на 7 маленьких кусочков — ели это лакомство, да какой там ели — просто на зубок положили, и Людка говорит, что ничего слаще этого она не едала в жизни. Это вкус не ананаса, а нашей юной оголтелости.
Клятвы верности нашей дружбе — боже, как это было хорошо и наивно, до слез!
Мы жили в постоянных поисках и идеях. Так, первыми решив съездить на новогодние каникулы в Киев на халяву, и написав длинный список предприятий, где трудились наши родители, мы пошли клянчить деньги у руководителей на поездку. Про мамину работу помню, что начальник сказал — а вы заработайте сами, и организовал нам сортировку лука на базе. Сколько-то мы походили, но в Киев все-таки поехали и попали на концерт Николая Сличенко, и я ему написала записку на билете — в каком мы восторге от него. И Лавру посетили, и вино в гостинице «Голосеевская» пили, вот не помню — курили или нет. А потом мы поехали на лето убирать овощи и фрукты в Ростовскую область. Жили в поле, в палатках, купались в арыках, влюблялись, пацаны дрались с ростовскими — стенка на стенку с лопатами и вилами. Объедались вишней, дристали кровью, обгорали до пузырей, писали письма домой, где в родном Североуральске собиралась толпа родителей и кто-то зачитывал вслух наши письма. А родители, связанные одной цепью, стояли вкруг, затаив дыхание…
В городе друг друга знали и дышали одним воздухом и жили одной общей жизнью + наш литературный театр, организованный Э. Ж. Мейер. Ставили «Клопа». Когда Надька вышла (разносчица) с лифчиками и истошно заорала: «Бюстгальтеры на меху, бюстгальтеры на меху!» — размахивая настоящим лифчиком — зрители ухохатывались — это же вам не сегодняшнее время, когда на сцену выходят практически без всего…
Вера Алексеевна Воробьева была заслуженной учительницей по литературе. Злые языки поговаривали, что она репетирует свои уроки перед зеркалом — так это ж высший пилотаж! Кто бы сегодня так репетировал, я б только благодарна была… Всегда — костюмчик, как говорится, сидел, причесочка, капрончик, шпильки — чудо да и только. Муж вспоминает, как она читала Чехова — в рассказе кто-то молотил по клавишам — а класс катался по партам от хохота… Или, когда шел ливень, она открывала окна и читала стихи.
Мы приходили к ней поздно вечером домой, а она в пеньюаре (боже, неужели тогда было это самое? И где это бралось — одежда французских куртизанок …в Североуральске?..) Она спрашивала: — Ну что, вам интересно еще? — имея в виду наши приоритеты в сфере литературы. Но нам, по большому счету, это все было по барабану, мы хотели все знать про жизнь, про любовь, про то, как правильно надо жить, и как стать хорошим. Вера Алексеевна читала нам «Маленького принца», а понять его я смогла намного позже, хлебнув в избытке и горя, и радости. Мечтали о большой и светлой любви — и жизнь, казалось, перед нами, вот она, бери ее, пей — не напьешься.
И на пруду стояла деревянная обшарпанная остановка-ракушка, на которой по осени мы нарисовали разноцветными мелками кленовые листья и читали:

Здесь подолгу стоят на путях поезда.
И кленовые листья неслышно уносит
В своих бледных ладонях речная вода
Перелетные птицы торопятся к югу.
И случайные люди от дома вдали
Неизвестно зачем утверждают друг другу,
Что он не грустят, а грустят журавли.
Но однажды журавль, ниже всех пролетая,
Мне сказал, помахав бесприютным крылом,
Что у них на земле два единственных края.
И что каждый их ждет, как родительский дом…
Может быть, он и прав, только я не об этом.
Чтобы высказать все, мне не хватит письма.
Если строгий кассир не продаст мне билета,
Как ты будешь один на разъезде Зима?
(Людмила Татьяничева. «Осень»)
Странно, помню с тех лет….
Ходили на каток. Музыка, лед, снег — все бесплатно. Мой будущий муж решил понтануться — сделав невероятный кульбит, не удержался и грохнулся прямо перед нами, девчонками — я надменно похлопала в ладоши — он до сих пор вспоминает этот мой издевательский жест.
Постоянно доводили учителей, какими же мы были сволочами! На выпускном наклюкались, и домой нас развозил милицейский воронок. Писали письма солдатам, потом ржали над ними,— так получилось, что якобы кто-то из служащих …ткнув пальцем в небо, попал на наш класс и на нашу школу. Отпивали вино у родителей, потом разбавляли водой, чтоб не зашухарили, ходили в походы на Золотой и Кумбу… сами! и никого не боялись.
По весне, когда снег только-только стаивал — подавались в лес за подснежниками. Они у нас на Урале такие нежные, мохнатенькие, с желтыми цветочками. Влюблялись. Витька К., провожая меня до дому — нес как-то мой портфель. Проходим мимо гаража, где папа с чем-то ковырялся, завидев нас, сурово так сдвинул брови, выдал мне:  «Ну-ка — марш домой, быстро!» Вот какую суровую школу жизни я прошла, понимаешь. А сейчас домой девок приводят ночевать…
Песни под гитару во дворе до полуночи и мамин вопль: «Наташа, домой!» — Наташа и не подумала. Через час являюсь в дом, ха — по морде, наотмашь — за непослушание… О! Нравы, нравы! Сбегали с уроков на «Песни моря» и «Королеву Шантеклера» и читали единственный у Ольги Г. в домашней библиотеке эротический роман «Любовник леди Чаттерлей», делая закладки в самых-самых местах, чтоб потом не теряя времени, приступить к чтиву того, самого заветного…
А сейчас… Теряем вставные челюсти, забываем их в гостях иногда. Нянчим внуков и ворчим на детей — какие они безответственные — им собственные дети не нужны, лишь бы слинять от ребенка. Забываем порой, что хотели сказать — мысль куда-то убегает, пытаемся следить за здоровьем, но из этого ничего путного не выходит, подсаживаемся на таблетки, начинаем день с обливания и зарядки, а через несколько дней и об этом не помним, говорим что вот, мол, в наше время все было не так, ЛУЧШЕ — и любили мы как-то по-особому и чувствовали глубже и жили по-настоящему.
Что это означает? Старость? Да хоть как называйте. А нам все равно хорошо. У нас есть наша необыкновенная юность и воспоминания о ней, у нас — прекрасные дети, а внуки — так вообще… Жизнь, Слава Богу, удалась. И ЖИЗНЬ, вопреки всему, ПРЕКРАСНА!

Наталья Королева.  Март 2009

Фото: Георгий Беляев.