В Североуральске не прекращаются митинговые страсти. И администрация СУБРа и горняки ищут виновных в происходящем. С одним из «претендентов» на роль виновного, а именно Валерием Золотарёвым — председателем НПГ России ОАО «СУБР» — я провела беседу 1 мая, в день весны и труда или, как он назывался раньше — в День международной солидарности трудящихся.

— Валерий Леонидович, многие шахтеры утверждают, что вы взбаламутили людей на забастовку, а сами спрятались «в кусты».
— Те шахтеры, которые участвовали в забастовке, уж коли государство её так называет и те, которые голодали, вчера были отправлены в отпуск. Я думаю, что они не считают, что я кого-то кинул. А что касается Горнометаллургического профсоюза России, организация у них большая, сильная, но реальная на сегодня ситуация сложилась как раз из-за того, что они ничего не делали.
- Но они утверждают, что кормили шахтеров, которые бастовали в шахте…
- Вот это очень интересно. Да, они проявляли солидарность. Когда люди сидели в шахте, первую и вторую смену в «Красную шапочку» не пустили. 27 марта, когда приехала на работу первая смена, оперативно были собраны шахтёрские «тормозки», которые пытались опустить в шахту. У нас сначала ничего не получалось, но все-таки «шахтерский перекус» ребятам опустили. Далее устроили сбор денег, для того, чтобы кормить тех, кто сидел в шахте. И только в районе двух часов дня впервые мы опустили под землю горячее питание в термосах. Председатель ГМПР СУБРа Зайцев заявил, что они будут оплачивать питание бастующих. Но на следующий день, когда я пошел договариваться о питании, мне сообщили, что оно не оплачено, как и вчерашнее. Я внес в кассу деньги, которые были собраны на «Красной шапочке». Но на следующий день их вернули, и я поинтересовался, не получится ли такая ситуация, которая была вчера? На что мне ответили, что «деньги оплачены». А далее получилось так — когда забастовка закончилась, я и из интернета узнал, что ГМПР всех кормил. Выходит так, что ГМПР на шахте жил и кормил бастующих, и председатель областной федерации профсоюзов Ветлужских этим конкретно занимался. Хотя можно опросить людей, которые были на шахте, и они вам ответят, кто там находился и чем занимался.
Когда проводились собрания на шахтах, люди голосовали за то, чтобы оказать недоверие другим профсоюзам, которые как раз и ушли в кусты, ожидая рекомендаций администрации СУБРа. Порядка трёх раз  за весь этот период на митинге и собраниях было выражено  недоверие остальным трём профсоюзным организациям. Люди им не доверяют. Профсоюзы пытаются что-то изменить. Сейчас поступила  информация, что 4 мая на шахте «Кальинская» одна из профсоюзных организаций попытается организовать забастовку. Но к чему сейчас это делать, непонятно. Смысла в этом я не вижу. Трудно будет поднять людей на подобные действия.
Три профсоюзных организации оказались в стороне, причем они долго пытались попасть в рабочую группу, но у них ничего не получилось, поскольку состав рабочей группы был избран на собрании трудового коллектива. Она создавалась независимо от того, в каком профсоюзе состояли люди. В рабочей группе принимали участие девять человек из НПГР, шесть человек из ГМПР, два человека из НПГУ.
-Скажите, требования бастующих удовлетворены?
-Они, можно сказать, ещё не рассмотрены. Работодатель взял за основу не конкретно какие-то цифры, а просто повышение заработной платы. Сейчас полный состав рабочей группы распущен,  осталось семь человек, которые будут продолжать работать, но фактически состояние трудового конфликта заморожено. Для руководства РусАла главное — возобновление работы всех шахт, а какие-то там требования можно спустить на тормозах. Хотели 50%-ное увеличение зарплаты — вот вам 5 процентов и баста, а говорить по остальным требованиям горняков будем после первого июля, когда начнется рассмотрение условий нового коллективного договора.
-Сегодня 1 мая — День весны и труда, но никаких митингов у нас не наблюдается, поясните.
-Заявку на митинг мы отправили в мэрию ещё 18 апреля. Митинг должен был быть посвящен солидарности к шахтерам. Но нас обогнала глава городских профсоюзов Н. Н. Пегусова. Тогда мы сориентировались и решили записаться в список выступающих к бюджетникам. Митинг планировалось проводить в 11:00. Однако всё закончилось тем, что Н. Н. Пегусова внезапно забрала свою заявку. В общем, митинг не получился. А потом стало ясно, что городу вдруг решили подарить первомайский праздник с клоунами из Екатеринбурга и местными артистами, аттракционами для детей. Это, конечно, здорово, что дети радуются, катаются по площади на паровозике и прыгают на батутах. Когда им еще доведется испытать такое веселье? День защиты детей 1 июня обычно исчерпывается конкурсом рисунков на асфальте.
-Рейтинги вашего профсоюза растут?
-Конечно, мы напечатали больше тысячи бланков заявлений для вступлении в Независимый профсоюз горняков России. Но о вступивших в НПГ мы узнаем, когда они передадут эти заявления в бухгалтерию СУБРа с просьбой перечислять членские взносы в наш профсоюз, как это принято.
-Значит, чьи-то ряды редеют?
-Я думаю, да (смеётся). Ещё хочется добавить. Eсть у нас Трудовой кодекс, в котором конкретно обозначено, что такое забастовка. Забастовка — это добровольный отказ от работы при возникновении коллективного трудового спора. Дело в том, что коллективного трудового спора не было. Как эту акцию можно было назвать забастовкой, не понятно. Тем не менее, это решение суда.
-Ходят слухи, что вы вообще не работаете в СУБРе. Как вы это объясните?
-До того, как стать председателем НПГ СУБРа, я около десяти лет отработал в шахте проходчиком. По образованию я юрист. Работать на СУБРе начал с 1998 года, и изначально было желание пойти учиться. В 2000 году поступил заочно на юрфак в Екатеринбург. В прошлом году я защитил диплом. В 2003 году произошла очередная забастовка, которая и показала, что масштабные действия протестующих горняков должны проходить в правовом поле. С того времени я и работаю в профсоюзе. И скоро отбываю в Екатеринбург, чтобы проследить судьбу нашей апелляции в Верховный суд.  На НПГ хотят «повесить всех собак», но это не приемлемо. Когда шахтёры стихийно отказались подниматься на поверхность в ночь с 26 на 27 марта, там были члены всех профсоюзов и те, кто ни в каком профсоюзе не состоит. Это администрация обвиняет нас в провокации, в подстроенной незаконной акции. Но конфликт спровоцировал начальник «Красной шапочки» А. Лохнев. И когда я узнал, что ребята взбунтовались, «сели» под землей, как в 2003 году, надо было что-то делать, разруливать тупиковую ситуацию. Другие профсоюзы не вспомнили о том, что под землей находятся их товарищи. Может быть, потому, что для руководителей этих профсоюзов они были всего лишь «членами профсоюзов». К тому времени я уже 2 дня держал голодовку в знак протеста против произвола администрации, и мой шаг навстречу шахтерам был естественным порывом проявить понимание и солидарность. Всегда ведь кто-то отвечает за конкретные дела. Мы не испугались этой ответственности, хотя и была полная неопределенность. Конфликт надо было разрешать, хотя бы потому, что в шахте можно было сидеть очень долго и ничего не добиться…

Юлия ВОВК