Можно быть как все и не терять свою самобытность
Вопрос национального самоопределения — центральная и крайне болезненная проблема нашего самосознания. «Кто мы и откуда, когда от всех тех лет остались пересуды, а нас на свете нет», — заметил Б. Л. Пастернак. Нас действительно уже как три десятка лет нет в том самом качестве, что в ушедшую эпоху обозначалось как «единая историческая общность советских людей». Так кто же мы такие?

Чем отличаемся от иных этносов? Каково наше место в мировой судьбе народов? Все эти вопросы задевают за живое как профессиональных политиков, философов и культурологов, так и рядовых обывателей, которым ежедневно приходится самоопределяться по отношению к «понаехавшим» гастарбайтерам, а также к недружественному Западу, обижающему нас.
На бытовом уровне эта проблема возникает тоже достаточно часто — например, при неожиданном для родителей решении сына или дочери вступить в брак с представителем иной культуры и веры.
В таких обстоятельствах крайне обольстительной, ласкающей честолюбие (в равной степени философов и обывателей) является идея нашего «особого пути». Прямо скажем, идея не новая. Историк и литератор А. В. Оболенский справедливо замечает:
«Сама по себе идеологема «особого пути» — вещь не оригинальная… Порой это не лишено комизма. В странах Латинской Америки одно время пользовалось популярностью клише, звучащее для нашего уха забавно и узнаваемо: «аргентинская державность», «особая чилийская всечеловечность», «перуанский народ — богоносец».
Но перенесемся с далекого американского континента на близкие нам просторы отечества. Для правящего класса, начиная еще с Ивана IV, включая Николая II, И. Сталина и других, признание «особого пути» является оправданием его — правящего класса — существования и его же выдающейся роли в истории. Формы самоутверждения элиты могут быть разными: будь то «Москва — третий Рим» или «СССР — светоч мирового социализма», но суть от этого не меняется.
Стоит ли удивляться тому, что отрицание «особого пути» всегда грозило практически неминуемой расправой для скептиков, которые подвергают сомнению и критикуют данную идеологему. Достаточно вспомнить П. Я. Чаадаева, объявленного сумасшедшим в первой половине девятнадцатого века, а в советское время — историка А. А. Амальрика, который за работу «Норманны и Киевская Русь» был исключен из университета, а за книгу «Просуществует ли СССР до 1984 года?» подвергался систематическим репрессиям.
Писатель-историк А. А. Амальрик оказался пророком в своем отечестве: в сроках он ошибся лишь совсем чуть-чуть. В 1985 году началась перестройка, которая привела к тому, что спустя шесть лет его прогноз подтвердился: в 1991 году СССР рассыпался. Но лично для Амальрика цена такого пророчества — ранняя смерть. Писатель ушел из жизни в сорок шесть лет.
На самом деле библейская максима «Нет пророка в своем отечестве» относится не к пророкам (Кассандры всегда были, есть и будут), а к отечеству, которое крепко лишь задним умом и прозревает только после свершившейся катастрофы.
Вопреки словам марша из кинофильма «Веселые ребята»: «когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой», героев не так много. Их единицы — готовых на жертвы во имя правды, имеющих мужество держать круговую оборону одновременно против властей предержащих и провозглашающей осанну властям толпы.
Но обвинять людей в конформизме не стоит. Базовый инстинкт самосохранения властно диктует человеку потребность в том, чтобы быть как все. А так ли уж это? Как посмотреть…