В текущем кризисе перепотребления ресурсов отечественная экономика будет сильно страдать от высокой монополизированности и неразвитости внутренней рыночной среды. По той же причине неэффективны окажутся протекционистские меры. Действенным инструментом может стать гибкая налоговая политика. «В долгом периоде все равно мы все умрем» (Джон Мейнард Кейнс о тезисе, что в долгосрочной перспективе рынок сам способен прийти к равновесию).

Удивительно, как меняются наши амбиции в зависимости от конъюнктуры мировых сырьевых рынков. На волне подъема цен на нефть и металл наше правительство заявляло о возвращении России статуса сверхдержавы и настоятельно рекомендовало мировому сообществу включить рубль в корзину резервных мировых валют. А сейчас мы гадаем, достигнуто ли дно падения и с нетерпением ждем аргументированных прогнозов развития американской и китайской экономик — основных потребителей экспортируемых нами ресурсов. Кризис в очередной раз обострил многие давние проблемы отечественной экономики. О том, как мы оказались в нынешней ситуации и что можно сделать для ее улучшения, мы беседуем с заслуженным работником высшей школы РФ, доктором экономических наук, профессором Пермского госуниверситета Юрием Перским.
— Юрий Калманович, с каким кризисом мы сейчас имеем дело?
— Экономическая история знает множество кризисов, они не столь уж незакономерны: есть разные классификации, у каждого типа свои цикличность, периодичность. Особенность и причина настоящего кризиса в том, что мы перешагнули некую критичную планку потребления ресурсов. Причем все — как страны с развитыми рыночными экономиками, так и развивающиеся. Текущая ситуация — это кризис перепотребления, а не перепроизводства, как было, например, в Америке в 1929 — 1933 годах.
Вообще говоря, мы очень давно к нему идем. Еще в 1992 году на известном экологическом конгрессе в Рио-де-Жанейро (Международной конференции ООН по проблемам окружающей среды. — Ред.) была принята резолюция об ограничении потребления природных ресурсов. Тогда складывался очень интенсивный режим использования полезных ископаемых, совершенно без оглядки на экологию. Сохранись он, мы могли бы просто разорвать планету. Сейчас похожая ситуация, только в экономической сфере: мы гнались за объемами производства, не обращая внимания на эффективность, на издержки, совершенно перестали управлять процессом потребления ресурсов, и рынки стали перегреваться.
Потерпите, будет больно
— Насколько болезненно отечественная экономика пройдет кризис?
— Некоторое время назад в прессе довольно часто появлялись высказывания и премьера, и министра финансов, мол, мы проще сможем перенести эти тяготы экономического спада, чем, скажем, Западная Европа или Америка. Я не думаю, что кредитные отношения в рамках нашего присутствия в мировом хозяйстве столь уж слабы или мы настолько автономны. Наоборот, наше восприятие кризиса куда более болезненно, чем в развитых странах, потому что мы все-таки еще не конкурентоспособная экономика. Мне кажется, все наши беды идут именно от этого. У нас исходная ситуация — экономика плановая. И сегодняшняя экономика до сих пор является ее следствием, она монополизирована до мозга костей.
— В чем это выражается?
— Мы основную часть добываемой нефти продаем за рубеж, но потребность в ней существенно снизилась, да и цены упали в разы. А мы хотим, и даже было дано задание региональным правительствам, наращивать добычу. Кому мы будем нефть продавать? И ОПЕК будет возражать, и цены еще ниже опустятся. Очевидно, что нужно выходить на нормальные объемы за счет развития внутренних рынков, наращивать внутренний спрос. Вот только на мировых рынках цены-то падают, а у нас они из-за монополистов остались на прежнем уровне. И такое не только в нефтянке происходит. Какое тут может быть развитие конкурентоспособности отечественных производителей и внутреннего рынка?
Цены в условиях нашей чрезвычайной монополизации нормально никогда не будут снижаться. Они буду снижаться только тогда, когда Федеральная антимонопольная служба займется конкретными проверками, будет находить картельные проявления, применять санкции и так далее. Но это не рыночный механизм, не системный, а исключительный и выборочный. Мы до сих пор, двадцать лет спустя после экономической точки отсчета наших трансформаций, не создали у себя новой конкурентной среды.
— Но нефть — приоритет, потому что это экспортное направление…
— Хорошо, давайте посмотрим в мировом масштабе, здесь мы тоже не на высоте. Россия живет на продаже сырья. Но когда мы поставляем сырье за рубеж, мы работаем только в рамках торговой доктрины, только купля-продажа. Мы не находимся в воспроизводственном цикле: производство — инвестиции — воспроизводство. Мы не являемся полноправными участниками мирового дохода, мы получаем простую выручку от реализации продукции. А многие другие сырьевые страны — в цикле инвестиционного, инновационного развития, и от этого получают большие доходы. Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива, оставаясь сырьевыми, очень инновационно развиты, туда направляются огромные мировые инвестиции.
— Почему мы хуже?
— У нас законодательная база не отвечает тому, чтобы мировые инвестиции шли таким потоком. К тому же сказываются разные политические, административные и институциональные факторы, советское наследие. Все это сильно препятствует нашему внедрению в мировой инвестиционный цикл. Простого ответа здесь ждать не стоит.
Мы застряли на полпути: прошли пункт А, но никак не можем добраться до Б. Часто в мире нас упрекают в том, что мы на нефтяной и газовой игле, продаем только наши ресурсы, и продаем их очень просто. Но мы могли бы этот недостаток превратить в наше конкурентное преимущество. Согласен, в структуре производства должны доминировать продукты высоких переделов, нам надо идти инновационным путем, развивать интеллектуальный потенциал, знания и технологии. Но давайте отталкиваться от того, что у нас есть. Давайте сначала станем продавать сырье так, чтобы быть частью мировой системы в инвестиционном цикле, чтобы полноправно участвовать в системе распределения мирового дохода.
— Какие есть средства для решения этой проблемы?
— Как ни странно, основные механизмы решения этих задач, и тактических (преодоление кризиса), и стратегических, — из договорной сферы. А основным ограничением на пути развития является отсутствие информации и сложности с ее передачей. Сейчас появляются проблемы и в региональном аспекте, и в отраслевом. Ими совместно должны заниматься власть, научная, функциональная, торгово-промышленная элиты и общественность, только так их можно решить. Но сегодня у элит нет такой консолидации, чтобы, оперативно получая информацию друг от друга в нужном объеме, координировать совместные действия. Коалиция напрочь отсутствует.
Обратите внимание на многие устойчивые наукоемкие фирмы и отрасли в США и Европе: актуальная информация наполовину и больше содержится в головах людей: менеджеров, конструкторов, исследователей, а не в интернете, как это кажется, или еще в каких хранилищах данных. И только лишь путем оперативной доверительной передачи знания можно продвинуть себя в решении ряда проблем. Это и есть современное информационно-компетентностное построение стратегий и тактик. Основной источник-носитель информации, идей и решений — это компетентный специалист. Чтобы управлять этим процессом, должны быть соответствующие ассоциации. В Америке это называется система управления накоплением знаний. Жаль, но такого понимания у нас пока нет.

Показания и противопоказания
— А как вы относитесь к тем мерам, которые предпринимает правительство?
— Мы сейчас используем девальвацию национальной валюты как инструмент повышения внутреннего спроса. Как Кейнс в 30?х годах в Америке. Вот только нам осторожными нужно быть и не перегнуть палку: у нас вместе с девальвацией рубля включена еще и строгая таможенная политика. Мы и пошлины на импорт повышаем, и девальвация рубля тоже прямо этому способствует — растут цены на импортные товары. Официальная цель этих мер формулируется очень строго: создание рабочих мест и повышение конкурентоспособности производств на внутреннем рынке.
Что значит повышать конкурентоспособность? Останавливать поток импортных товаров и загружать свои рабочие места. А где брать деньги на развитие, когда своих мало? Раньше доллар был доступен, а это иностранные инвестиции: и кредиты, и новейшие технологии. Повышать конкурентоспособность за счет покупки новых технологий — это реальный путь. А вот если оградиться от импорта со всех сторон, предаться этим таможенным пошлинам и ждать, что не будет безработных, как в СССР, дело не сдвинется с места. Конечно, высокие политики нам говорят «потребляй отечественное — поддержи производителя». Но мы-то с вами уже выяснили, что в нашей монополизированной ситуации даже ценовой конкуренции ждать не приходится, тем более технологической.
— Ваше мнение относительно финансовых вливаний?
— Я был всегда против огульной критики министерства финансов и Алексея Кудрина. Мол, наполняя все наши фонды, размещая деньги на депозитах в иностранных банках, мы работаем на экономики других стран, укрепляем их финансовую систему. Но если бы у нас не было этих денег, мы в условиях кризиса не смогли бы даже номинально подойти к решению очень многих экономических задач.
Правда, наличие достаточных средств — одно дело, а нормальной финансовой инфраструктуры для их распределения — другое. Вот мы вливаем прямые деньги в банки. Банки, если бы они конкурировали между собой, должны были бы немедленно пустить их в ход. С этого и начинается определенное выздоровление экономики, возвращение доверия к тем же банковским структурам и правительству в целом. Но оказывается, что банки не используют эти кредитные деньги быстро и по назначению. С одной стороны, механизмы конкуренции не работают, с другой — может, нет достаточного казначейского мониторинга и контроля, но мы пока не видим четкой направленности от этой меры на выход из кризиса.
— Что еще может применить наше правительство?
— У Кейнса есть еще одна вещь — налоговая политика. Конечно, тут напрямую использовать его теорию — снижать налоги и наращивать социальные программы — нельзя. При нашей текущей зависимости от налогов с экспортных поставок мы просто не досчитаемся доходов бюджета. Тем не менее налоговую политику приспосабливать к выходу из кризиса нужно — это мощнейший инструмент. Правда, мало кто этой идеологии придерживается. Знаете, наверное, о давней инициативе губернатора Пермского края Олега Чиркунова снизить ставку налога на прибыль в Пермском крае на 4%? (Льгота действует с 2006 года. Пермский край — единственный в РФ субъект федерации, который предоставляет такую льготу для всех предприятий. — Ред.) Рано говорить о каких-то экономических результатах, но сама идеология предоставления компаниям большей свободы и возможности развиваться прогрессивна. Проблема в том, что эту идеологию у нас административное большинство не разделяет. Вспомните, как саркастично отзывался губернатор Свердловской области Эдуард Россель о начинаниях коллеги. Пока идеология наших административных хозяйственников такова: пусть все платят налоги в заданных значениях, а мы (государство) будем сами их использовать для дальнейшего развития так, как считаем нужным.
Чиркуновская льгота направлена на то, чтобы привлечь инвесторов, позволить собственникам использовать ренту, свою выгоду для собственного развития. В текущих экономических условиях такой подход, мне кажется, полезен. Хочется надеяться, что управление налоговой политикой будет востребовано.

Глеб Жога, ведущий аналитик «Эксперт Урал».
«Эксперт Урал» № 16 (373) / 27 апреля 2009