Идут годы и время, а также новые привходящие события постепенно стирают из нашей памяти имена и образы бывших друзей и коллег. Хорошо, если в личной картотеке-фильмотеке остались какие-то фотографии, по которым еще хоть как-то можно оживить в памяти те ушедшие времена. Но в советские годы фотография не была развита так сильно, поэтому такого набора изображений, какое сейчас есть у каждого на страничке в «Одноклассниках» или «Вконтакте», тогда было невозможно получить. Поэтому постараемся хотя бы в тексте вспомнить тех, с кем пришлось работать.

Первым моим редактором (если не считать месячных практик в разных уголках Советского Союза) была Зоя Алексеевна Белошедова. Несколько лет она упорно добивалась от меня планомерной (ни дня, так сказать, без строчки) сдачи материалов и безукоризненного соблюдения трудовой дисциплины. Вплоть до того, что пошел на объект, оставь подпись в журнале — куда, зачем и во сколько. Нет, с трудовой дисциплиной дело у меня постепенно пошло на лад, хотя определенные сбои, конечно, бывали.
А вот с планомерным написанием материалов у меня получалось по схеме «то густо, то пусто». И то сказать, когда есть настроение и фактура сама прёт тебе в руки, просто грех не сесть за пишущую машинку и не излить душу. Тем более что в период перестройки и гласности мнение журналиста ценилось очень высоко, а материал на ту или иную тему мог служить для названных лиц своего рода охранной грамотой.
А когда все какая-то скукота и текучка, то и ручка валится из рук. В то же время я понимал, что газета — это такой живой организм, который надо постоянно «кормить». И не так, чтобы навалил корма на неделю вперед и ушел загорать, а каждый день строго определенную норму, чтобы и «сено» не протухло, и организм не загнулся от бескормицы.
Вторым моим учителем был ответственный секретарь газеты «Правда Севера» Михаил Андреевич Коркодинов. Именно благодаря ему я понял разницу между теорией и практикой в изучении русского языка. Одно дело на экзаменах по стилистике объяснять преподавателю, насколько ты усвоил отличие лексической избыточности от лексической недостаточности, и совсем другое дело не вплетать эти ошибки в каждое свое предложение.
Понимаете, очень обидно, когда ты излагаешь масштабную проблему, а тебе вдруг говорят, что тут у тебя главная часть предложения не сочетается с придаточной, а тут вообще наворочено не пойми что. Пытаешься доказывать, что, мол, суть в глобальной мысли, а слова лишь так, прах, а тебе отвечают: переделать — и все тут. Так что только после года или даже двух работы мои материалы стали приниматься с первого предъявления и без последующих обидных помарок. А за науку, Михаил Андреевич, хочется сказать большое спасибо. Жаль, что тогда я не успел сказать тебе эти слова, а сейчас ты их не услышишь.
Десять лет мы просидели напротив друг друга с корреспондентом Татьяной Вениаминовной Баталовой-Ивановой. По-моему, двух более разных людей подобрать больше было нельзя. Или Татьяна с ее строгим и пунктуальным взглядом на вещи, или я, еще не отошедший после студенческой вольницы? Конечно, за десять лет понимание мы нашли. Как мне кажется, со временем она стала прощать некоторые ошибки в поведении и недостатки в общем плане. А я начал понимать, что бывают женщины со стальным стержнем внутри, который ни согнуться, ни тем более упасть не позволит.
Третьим в нашем кабинете был фотокорреспондент Александр Петрович Потапов — Мастер с большой буквы. Сейчас, когда фотоаппарат есть у каждого продвинутого первоклассника, кажется, что нет ничего проще, чем сделать хорошую фотографию. Навел объектив, нажал кнопочку — и все дела! Да, некоторые коллеги из разных изданий (судя по снимкам) поступают именно так — прибыл на место события (встречи, пожара и т. д.), щелкнул пару раз и побежал дальше.
А вот Александр Петрович всегда очень тщательно работал с «натурой»: куда обращен взгляд, как ложатся светотени, как работает на общую композицию фон и задний план. Ведь сейчас зачастую как бывает — нащелкал кучу фотографий, скинул на компьютер, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что стоящий на соседнем столе букет цветов создает над головой героя подобие ветвистых рогов.
Названия книг, стоящих сзади на полке, могут вызывать двусмысленные ассоциации. Бывает очень трудно с начальством — кресла у них, как правило, кожаные и черные, пиджаки тоже темного цвета. На фотографии все это сливается в одно целое, и порой не поймешь, то ли там горб, то ли крылья… И никакой «фотошоп» не спасает.
Мастерство фотохудожника как раз и заключается в том, чтобы все эти «мелочи» иметь в виду на момент съемки. У Александра Петровича это получалось очень хорошо. Тем более, что компьютерной обработки тогда не существовало. И наскоком он никогда не работал. Обязательно с человеком поговорит (даже если материал про него пишет кто-то другой), предложит повернуться, посмотреть так и этак, встать вот здесь, улыбнуться, в конце концов. Поэтому снимки у него получались монументальные, а портреты хоть сейчас на Доску почета вешай.
Иногда мы запирались с ним в фотолаборатории для ведения мужских разговоров без свидетелей, и он иногда говорил: «Мишка, ты еще будешь вспоминать, как с Потаповым работал». Я помню, Петрович, помню…
Серафима Ефимовна Еманова была настоящим кладезем всяческой информации о жизни города. Стоило подойти к ней и спросить, а кто там в настоящее время начальником такого-то цеха, как тут следовал ответ, что такой-то и такой-то, живет с той-то, а еще встречается с такой-то.
На память, без обращения в справочники и записные книжки, выдавался и номер телефона. Кстати, со справочниками тогда было туго, практически все заводили себе индивидуальные книжечки с именами и телефонами. Я недавно наткнулся дома на одну мою такую же, полистал и невольно задумался — а сколько ж уже народу нет! Кто-то подался на лучшие хлеба, а кто-то — и в лучшие миры.
Виктор Степанович Гайчук обладал искрометным юмором и способностью находить информационные материалы в сжатые сроки. «Что, на первой дырочка в 50 строк? Через десять минут будет 50 строк». И если он так говорил, то ответственный секретарь уходил со спокойной душой. Иногда мы с ним придумывали разные розыгрыши, как газетные, так и внутриколлективные.
Не сказать, что все воспринималось «на ура», но позже люди сами признавали, что это был смех сквозь слезы. Например, в ту пору председателем правительства был его тезка Виктор Степанович Черномырдин, который тоже за словом в карман не лез. Мы как-то сочинили и приписали ему еще несколько афоризмов от себя, но свет в газете они не увидели. Хоть и наступали свободные времена, но за некоторые вещи еще можно было получить по шапке.
У Виктора Степановича был небольшой дефект — во время разговора он заикался. Все это знали и прощали иногда затянутые выступления на летучках. При этом была важная деталь — во время ведения эфира (а он работал еще и редактором городского радио) никакого заикания не было. То ли он научился как-то контролировать себя, то ли срабатывал какой-то определенный пунктик в голове, но только никогда никаких помарок не случалось. По этому поводу мы даже иногда подшучивали над ним — «А теперь послушаем наше радио». Он не обижался, потому что человек был добрый и незлобливый. (Ловлю себя на мысли, что опять в очередной раз пишу слово «был». Поколение журналистов «Правды Севера» уходит в прошлое, дискотека 80-х заканчивается).
Самой принципиальной журналисткой была Надежда Алексеевна Хромых. В редакции тогда начинала трудиться еще и Юля Безруких, что дало тогда повод для новых шуток. Порой к случаю и не к случаю некоторые говорили: «Повторяю специально для Хромых и Безруких». Юля к сегодняшнему дню уже несколько раз поменяла фамилию, так что, думаю, не обидится, а Надежда Алексеевна обижалась только на сокращение (или даже изменение) ее материалов.
Любая правка приводила к тому, что она буквально бежала к Ю. Сысуеву, и в его кабинете около часа шел разговор на повышенных тонах. Н. Хромых отстаивала свою позицию, Юрий Николаевич — свою. Кстати, когда сама Надежда Алексеевна на некоторое время заняла редакторское место, стала «резать» всех безжалостно. Наверное, усвоила свой предыдущий опыт.
Конечно, всё перечисление невозможно без имени Юрия Николаевича Сысуева, который длительное время возглавлял редакцию нашей газеты, кстати, в очень непростое время. Ведь 90-е годы явились для всей страны периодом какого-то полураспада, поэтому и экономическое отношение во многих отраслях, в том числе и периодической печати оставляло желать лучшего.
Понадобилось большое терпение и правильное отношение как к возникающим проблемам, так и к правильной линии поведения с властями. К чести тогдашних руководителей города надо сказать, что они никогда не оставляли просьбы журналистов без внимания.
Конечно, много интересного было сделано Рудольфом Григорьевичем Пепеляевым, которого сейчас уже нет с нами, по-прежнему желаем процветать бывшему заместителю редактора Галине Владимировне Шевеле. Отдельного разговора, наверное, удостаиваются технические работники — это главный бухгалтер Валентина Григорьевна Гвоздецкая (стаж работы в редакции 50 лет!), дизайнер Татьяна Ильинична Ганженко (стаж работы в редакции 39 лет). Помимо этого, столько было интересных водителей, похождения одного только Геннадия Ивановича Чаплыгина тянут на целый роман.
А вообще-то раньше День печати отмечался совместно с работниками почты, Роспечати, типографии и другими смежниками. Наиболее близки мы всегда были с типографскими сотрудниками, одно время даже существовал единый профсоюз. «Правда Севера» длительное время печаталась именно в нашей североуральской типографии, поэтому связи с ее работниками были самыми тесными и постоянными. Даже когда мы ушли печататься в другую типографию, отношения с нашими соседями не прекратились.
Типография еще потом долгое время держалась на плаву благодаря высоким деловым качествам директора Александра Федоровича Поспелова. Он не стоял на месте, искал заказы в других городах, обновлял оборудование, например, закупил ризограф, который не шел ни в какое сравнение с устаревшими плоскопечатными машинами. Лично меня Александр Федорович многому научил как руководитель и как человек, за что я ему бесконечно благодарен.
Хотелось в праздник вспомнить всех тех, с кем пришлось долгие годы трудиться бок о бок и с кем тесно переплелась моя судьба. Прошу прощения, если кого забыл упомянуть — человеческая память не идеальна. Надеюсь, что и обо мне когда-нибудь мои новые товарищи скажут пусть даже и не совсем лестное, то хотя бы правдивое слово.