На юбилейной научно-практической конференции в СУБРе в 2006 году Юрий Гунгер выступил с докладом об отношениях выдающихся геологов ХХ века (Каржавин – Молдаванцев: Кому бесславие, а кому бессмертие?).

Проанализированные им документы показывают, что всеми признанное утверждение об открытии Красной Шапочки в ноябре 1931 года не совсем соответствует истине. К вашему вниманию – выдержки из доклада.
Зачитана до дыр книга Н. А. Каржавина «Красная Шапочка». Но намного увлекательней читать переданную Каржавиным в Федоровский геологический музей машинописную рукопись «Открытие бокситов на Северном Урале». В ней Николай Акимович передает ощущение «алюминиевой лихорадки».
Каржавин  грезил бокситами, этой «кровью и плотью бессонных, порою мечтательных ночей», и признается, что, используя положение техрука Турьинской геологической базы, «было легче в оперативном отношении проводить работы по личной инициативе». Поиски бокситов он вёл по устному разрешению руководства, в титульном списке поисковых работ на 1931 год они не значились.
Но Каржавин ставил бурение, где считал нужным, привлекал к своей работе обширный круг геологов Турьинской геологоразведочной базы и Богословского рудоуправления, тратил собственные деньги на оплату химических анализов красноцветов, снова и снова обращался «к обширным коллекциям Федоровского геологического музея». И нашел!
Но поступило указание УРГРУ, в котором Н. А. Каржавину предлагалось лично ознакомиться с состоянием поисково-разведочных работ на железные руды в Ивдельской группе партий, воспользовавшись ближайшим приездом в группу ее консультанта Е. П. Молдаванцева».
Когда состоялась эта поездка? Считается непреложным, что в ноябре 1931 года. Но в книге «Красная Шапочка» черным по белому писано: «В первых числах сентября…». В главе «Красная Шапочка получает имя» есть еще одно указание: «…в эти прекрасные дни кончавшегося бабьего лета». Какое в ноябре бабье лето?
Книга увидела свет после смерти автора. Заканчивали работу над ней вдова Николая Акимовича Е. М. Зиновьева и журналист М. В. Васильев. Но и в рукописи, по которой гулял только его красный карандаш, также прочтем: «…в те прекрасные дни еще не окончившегося бабьего лета». Во всем описании совместного с Молдаванцевым пути нет даже намека на холодное время года.
Рассказывая о первом посещении «Красной Шапочки», Н. А. Каржавин ни слова не упоминает о Е. П. Молдаванцеве. Но значит ли это, что не было с ним Евграфа Порфирьевича? Трудно поверить, что «основатель советской геологической школы Северного Урала» отлеживался в это время в доме Ожегова, ведь «основателю» в то время еще только тридцать шесть (Каржавину – тридцать два).
Николай Акимович единственный до наших дней, кто оценил заслуги Е. П. Молдаванцева: «Я совершенно по-новому стал смотреть и на созданную Молдаванцевым геологическую карту Ивдельского района. За его картой стояла фанатическая трата физических и моральных сил. Это был поистине подвиг человека! В истории геологического изучения Северного Урала имя Е. П. Молдаванцева всегда будет занимать выдающееся место. Своими исследованиями он продолжал славные традиции Федорова и Никитина»..
В 1934 году на ленинградской конференции по сырьевой базе для алюминиевой промышленности Урала Е. П. Молдаванцев констатировал: «Бокситы в мои коллекции попали чуть ли не в 1927 году… Мы признавали их за туфовые образования… Только в 1931 году удалось оценить эти породы по их достоинству. Первым на это обратил внимание Н. А. Каржавин, который, просматривая коллекции Е. С. Федорова, находящиеся в Турьинском геологическом музее, нашел образцы Красной Шапочки».
Молдаванцев не стал лауреатом Сталинской премии наряду с Н. А. Каржавиным и другими геологами. Почему? Выпускник Петроградского горного института работал сотрудником секции золота и платины отдела Урала ЦНИ геологоразведочного института.

В 1941 году, «увидев ночью из окна своей квартиры, находившейся на втором этаже, подъехавший к подъезду «воронок», поднялся по лестнице на последний (пятый) этаж и, когда сотрудники НКВД остановились у дверей его квартиры, бросился в лестничный пролет».
Смерть спасла Евграфа Порфирьевича от ярлыка врага народа. Но все же имя этого выдающегося геолога почти нигде не упоминается. Каржавин, испытывая благодарность к трагически погибшему наставнику, много строк посвятил ему в рукописи «Открытие бокситов на Северном Урале». Гораздо меньше их в окончательном варианте книги…
В ходе подготовки доклада об отношениях Н. А. Каржавина с Е. П. Молдаванцевым выяснился факт открытия месторождения бокситов «Красная Шапочка» не в ноябре 1931 года, как общепринято считать, а в сентябре.
Но в отчете Н. А. Каржавина «Результаты разведочных работ по месторождению боксита «Красная Шапочка» в Надеждинском районе за 1932 г.» прочтём: «…Месторождение было открыто в ноябре 1931 года (см. мой отчет по бокситам от 3/I-1932 г. «Бокситы в Надеждинском районе»).
Посмотрим отчёт и… И не найдем там указания на время открытия месторождения. Но все же именно этот отчет Н. А. Каржавина положит конец нашим сомнениям. «После поездки на север и выполнения новых анализов» Каржавин «приступил к составлению отчета об открытии бокситов на Северном Урале». Но нигде  нет упоминания результатов этих анализов, что, несомненно, означает их безрезультативность.
А вот «высокое содержание глинозема дали… образцы взятые с Красной Шапочки из отвалов шурфов старых разведок в начале ноября 1931 года старожилом Петропавловского завода Ожеговым». Удружил старый лесник Николаю Акимовичу, развеяв его сомнения в ноябре 1931 года.
Совершенно ясно, что открытие «Красной Шапочки» не было одномоментным делом. Открытие в Федоровском геологическом музее произошло летом, на месте – в сентябре, а результаты анализов, подтвердивших открытие, были получены только в ноябре 1931 года.